– Роман, что значит «хороший концертмейстер»?
– Прежде всего, это тот, кто умеет слушать и слышать солиста. Исполнитель, который знает себе цену, будет искать себе именно такого концертмейстера и для работы в репетиционном зале, и для сольных концертов, и для гастролей, основного вида деятельности для артиста филармонии. В свою очередь, задача концертмейстера – найти контакт со своим партнером, и тут большую роль играют психологический аспект, а также артистизм.
– Существует мнение, что аккомпаниатор играет вторую роль в тандеме с солистом. Так ли это и не обидно ли быть всегда вторым?
– Это не совсем так. Это оправдано, когда идет работа в классе. Но на сцене, если концертмейстер окажется на вторых ролях, то и исполнитель будет там же. А его нужно не только поддержать, но зачастую и вести солиста за собой. Так что, если на сцене действовать как и в классе, то есть «скромничать», то и солисту будет неудобно. Я вам больше скажу – любой концертмейстер может стать концертирующим пианистом. Но не каждый солист способен быть концертмейстером. Поэтому представители этой профессии встречаются нечасто.
– Получается, хороший концертмейстер – птица редкая. Может быть, и от репертуара что-то зависит?
– Конечно. Если это эстрадная музыка, то да, надо быть несколько в тени. Но уж если исполняются, например, романсы Рахманинова или Чайковского, сложнейшие по исполнению, то тут у аккомпаниатора равная, если не главнейшая роль. Так что в исполнении золотого фонда классики – это полноценный творческий союз. Естественно, что исполнитель – главный в этом тандеме, ведь в его руках текст, положенный на музыку, который он доносит до слушателя вербально. Но без сопровождения концертмейстера он просто не состоится.
– Есть ли у вас любимые исполнители, с кем работать легко или связывает вас не только работа, но и дружеские отношения?
– Так неправильно говорить, «нравится – не нравится». Концертмейстер не должен этого делать, потому что приходится работать с разными людьми. Все это остается за скобками, потому что если выносить личностные отношения на сцену, ничего хорошего из этого не получится. В этом, наверное, и заключается профессиональное мастерство.
– В таком случае, можно спросить, с кем из исполнителей вы работаете дольше всего?
– Из наших, филармонических исполнителей, это народный артист Татарстана Георгий Ибушев. Он, пожалуй, единственный остался из тех, кто был в коллективе на момент моего прихода в филармонию. Вот уже почти четверть века мы работаем вместе. Каждый год создаем сольные программы, участвуем в музыкально-литературных проектах.
– А с татарскими эстрадными исполнителями работаете?
– Вот как раз с эстрадой я не работаю. Репертуар филармонии основан на классической музыке, как правило. Конечно, конъюнктура рынка диктует свои условия. Иногда требуются и эстрадные номера. Но это эстрада в ее высоком понимании. Кроме того, не стоит забывать, что можно шикарно спеть цыганский романс, а можно плохо исполнить Рахманинова. И я не уверен, что второе будет лучше. Естественно, одну из главенствующих ролей в моем репертуаре занимает классическая татарская музыка.
– Вы сказали, что не работаете с эстрадой. Это ваша принципиальная позиция?
– Эстрадное искусство – это иное музыкальное направление и оно требует особого сопровождения, например, джазового. Кроме того, у эстрадных исполнителей свои инструментальные группы. Я исполняю эстраду, но в классическом понимании. Например, песни в исполнении Муслима Магомаева – это ведь тоже эстрада.
– Вы согласны с мнением, что музыкант никогда не останется без работы?
– Безусловно. Музыка всегда рядом с нами. Есть вербальное искусство, как, например, стихи, есть музыка как обращение к душе. Если даже мы не будем получать за это деньги, все равно будем работать (Смеется).
– А есть любимое направление музыкальное?
– Да, это камерная музыка, романсы. Самые сложные и самые мои любимые – романсы Рахманинова и Чайковского. Это композиторы, без которых я не мыслю своего творчества.
– Каждая деятельность подразумевает профессиональный рост. 10 лет назад вы получили звание заслуженного артиста Татарстана. В каком направлении вы планируете двигаться дальше?
– Творческая работа само по себе подразумевает постоянное развитие. Если человек не двигается дальше, он сначала становится не нужен как профессионал, а потом и самому себе. Дали тебе звание – это хорошо, это аванс, который нужно оправдать, я так считаю. А если ты каждодневно по несколько часов не занимаешься, включая праздники и выходные, ты перестаешь быть музыкантом. Только так.
– Вы хотели бы работать где-нибудь в столице или за рубежом?
– За рубежом можно работать, только стоит ли это делать? Это советский миф, что заграницей хорошо. Завидные позиции, которые мы видим в зарубежных контрактах, как правило, бывают у уже звездных исполнителей, ставших гражданами мира, космополитов. Что же качается уровня образования, то наша, российская фортепианная школа, по-прежнему номер один.
–Как, собственно, и русский балет и российское фигурное катание.
– Да, учиться музыканты едут именно сюда, особенно пианисты. К слову, ощущается наплыв студентов-пианистов из Китая в Россию. И интересно, что у большей части преподавателей в США прослеживаются российские корни. Что касается будущего, хочу, чтобы исполнители, с которыми я работаю, создавали больше сольных проектов. Это, кстати, сложнее, чем спеть оперу. Там у солиста лишь несколько сольных номеров, а концерт – высший показатель уровня артиста, когда общение со зрителем идет беспрерывно. Это очень сложно, но я надеюсь, что такие планы будут воплощены.
– Как вы отдыхаете, восстанавливаетесь, например, после новогоднего концертно-гастрольного марафона?
– Восстанавливаются, как правило, после работы, которая тяжела для человека. Для меня же она не тяжела, а интересна. Просто иногда физически очень устаю, но не морально. Так что особо много времени на восстановление мне не надо. Мне достаточно выспаться, позаниматься, подумать, что не получилось, а что вышло прекрасно. Так что поток музыки в моей жизни не прекращается.