Впервые серия концертов под этим названием была проведена двадцать лет тому назад. Так что в этом году престижный музыкальный форум отмечает своеобразный юбилей. В афише фестиваля – выступления итальянского органиста санктуария Madonna degli Angeli Луки Массалья, органистов Казанской государственной консерватории Карины Горбановой и Вероники Лобаревой, главного органиста церкви Святой Екатерины в Санкт-Петербурге Григория Варшавского, латышского органиста Домского собора Айвара Калейса и немецкой сопрано Мартины Деринг, французского органиста Notre-Dame de Paris Йоанна Вексо и, конечно же, основателя казанской органной школы Рубина Абдуллина.
– Первый орган появился в консерватории в 1972 году, – вспоминает Рубин Кабирович историю становления этой школы. – Он занимал два вагона и весил он примерно восемь тонн. Помню, как мы, студенты, разгружали его с помощью взвода солдат, поднимая тяжеленные ящики на третий этаж актового зала. А лифта, напомню, в то время в консерватории не было. Этот инструмент двадцать лет прослужил Казани, и теперь живет в Набережночелнинском органном зале. Привезенный ему на смену в 1997 году – один из лучших органов в России, у нас с ним полное взаимопонимание. Он воспитывает и учит музыканта, если, конечно, тот хочешь и может учиться. Надо лишь уметь слушать и слышать инструмент.
Концерт под названием «Органный собор» начался с токкаты, адажио и фуги до мажор Иоганна Себастьяна Баха. Первые же аккорды токкаты поманили куда-то обещанием волшебного путешествия. Это и впрямь было похоже на твердое шествие героя, но не по земле, а по каким-то радужным облакам: через гордую поступь токкаты и сдержанный плач адажио – к неизбывной радости фуги. Импровизационность и виртуозность этого произведения сочеталась в исполнении Абдуллина с философским осмыслением собственного жизненного пути. Органист не стремился к эффектам, он неспешно и вдумчиво вел диалог с Богом. И каждая нота, извлеченная чуткими пальцами его рук, была исповедальной.
Быть может, именно поэтому Франциск I остановился на кандидатуре Рубина Абдуллина при выборе органистов для торжественного богослужения в главном соборе Ватикана.
– Это было уже три года назад. По приглашению титулярного органиста Ватикана Хуана Параделя Соле, пятого января я исполнил сольный концерт в церкви Сан-Сатурнино, одной из церквей Рима. А на следующий день – праздник Эпифании, завершающий Рождественские торжества. Служба – в Соборе Святого Петра. И меня пригласили сыграть в завершении службы. Когда я исполнял ре мажорную Прелюдию и фугу Баха, Папа Римский начал свой ход с амвона, обошел всю церковь по кругу и последовал в библиотеку, из окна которой он традиционно приветствует собравшихся на соборной площади верующих. Его появления уже ждали тысячи людей. Я понимал и всю торжественность этого события, и свою ответственность как музыканта, и очень волновался.
«Легко играть на любом музыкальном инструменте: все, что вам нужно сделать, это прикоснуться к правильной клавише в правильное время и инструмент будет играть самостоятельно», – шутил когда-то сам немецкий композитор. Слушая Абдуллина, я вдруг поверил, что орган сам подсказывает музыканту, когда какую клавишу нажать, с какой силой и с какой длительностью.
Но, если говорить начистоту, не такое уж это и простое дело – играть на органе. Инструмент, который стоит в Государственном Большом концертном зале имени С. Сайдашева, насчитывает три клавиатуры – мануала, в каждом из которых по пятьдесят шесть клавиш, и тридцать педалей. Неимоверно тяжело – даже физически – управляться с этой конструкцией, но только благодаря ей орган единственный из всех инструментов может воспроизвести звучание любой из 57 нот всех восьми октав.
– Профессия органиста требует не только хорошего здоровья, но и выносливости, упорства, – соглашается Рубин Абдуллин. – Когда я начал заниматься на органе «Rieger-kloss», он стоял на сцене актового зала. В восемь утра приходит оркестр на репетицию – и до обеда. После обеда на репетицию приходит хор – и день весь занят. А вечером – концерт. Мне остается время до восьми утра и после девяти вечера. Жил я тогда в районе вертолетной площадки. Не близкий путь, как вы понимаете. И с транспортом тогда не так уж всё благополучно было. Но я понимал: либо я возьму эту профессию, либо она отторгнет меня.
И он добился своего. Виртуозное владение инструментом, умение извлекать «таинственный» звук и достигать нежнейшего piano на органе, пожалуй, ставят Абдуллина в один ряд с ярчайшими представителями современного мирового исполнительского искусства. Будучи последовательным немецким мистиком, Бах искал проявление таинственного в собственной душе. Взаимное любовное влечение Бога и человека он отразил и в Хоральной прелюдии «Schmücke dich, o liebe Seele» – мелодическое начало этого произведения звучит в интерпретации Абдуллина камерно и проникновенно. «Укрась себя, любимая душа» – примерно так звучит в переводе название этого лютеранского гимна, написанного для Причастия, когда свершается великое таинство воссоединения человека и Бога. Глубоко личная, сокровенная, и в то же время чувственно-страстная музыка Баха, полная символов, по-видимому, очень близка характеру Рубина Кабировича. «Укрась себя, душа моя; покинь пещеру мрачную греха и в ясный свет взойди», – писал в своем стихотворении Иоганн Франк, вдохновивший не одного композитора на создание хорала. Когда писал Бах, время хоралов уже ушло. Духовные стихи становились основой песен и арий, но для Баха важно было сохранить атмосферу чистой радости постижения высшей любви. Кантилена здесь пышно изукрашена орнаментом, и все же – «исполнено и радостью, и страхом мое сердце», как сказано в оригинальном стихотворении, а потому Хоральная прелюдия полна тревожных раздумий и внезапно озаряет нас изнутри откровением, что любовь – это почти всегда страдание.
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». Именно эти слова апостола Павла вспоминаются во время исповедально-органных раздумий Абдуллина.
Третьим произведением немецкого композитора, прозвучавшем на «Органном соборе» стала Пассакалия до минор. Название этой пьесы испанское – passacalle – и в переводе означает: ходить по улицам. Бах рассказывает историю восхождения Христа на Голгофу, когда ходил Он среди людей и неузнаваем был. Как пронзительно звучит тема одиночества в интерпретации казанского органиста!
Величественная в своем сдержанном трагизме Пассакалия завершится уверенным: «Я с вами во все дни до скончания века». И это уже не только слова Христа, но и обещание самого Баха.
– Бывает, после работы я выхожу из своего кабинета опустошенный. Решена масса вопросов, прослушан концерт, проведены занятия, а я как будто ничего и не сделал. Но, очевидно, этим утром мне просто не посчастливилось сыграть Баха, и эта потеря невосполнима, – с застенчивой улыбкой говорит Рубин Кабирович.
Второе отделение концерта было отдано Феликсу Мендельсону-Бартольди и Ференцу Листу.
Мендельсон-Бартольди не просто был связан с органом на протяжении всей своей творческой жизни, но и как Бах работал в лейпцигской Томаскирхе – Церкви святого Фомы, дав там благотворительный органный концерт в пользу постройки первого памятника Баху. А Лист и сам был убежден, и убеждал других, что Бах – его соотечественник: «Он тоже происходил из Венгрии, как потомок переселившегося из Братиславы в Эйзенах пекаря Иоганна Баха». И считал, что в «Хорошо темперированном клавире» можно найти прямые цитаты из народных венгерских песен.
Органная соната № 6 «Vater unser im Himmelreich» Мендельсона-Бартольди по своей сути является хоралом, текст которого сочинен Мартином Лютером как поэтическое изложение молитвы «Отче наш». Мелодия хорала, вероятно, была сочинена в XVI веке и не единожды становилась источником вдохновения для Баха. В первой части произведения Мендельсон-Бартольди излагает тему хорала в барочных традициях, вторая часть написана в форме фуги на тему хорала, а третья – служит своеобразным переходом к творчеству Ференца Листа, предвосхищая его преобразования в музыке.
Исполняя «Vater unser im Himmelreich» Абдуллин не увлекался чрезмерными импровизациями и не впадал в религиозную экзальтацию, но увлекал слушателей стилистическими возможностями инструмента, делая близкой и понятной философскую символику скорбных и суровых раздумий о душе.
Вариации на тему Иоганна Себастьяна Баха «Weinen, klagen, sorgen, zagen» – яркое, драматичное осмысление баховской барочной музыки Ференцем Листом, композитором-романтиком. Лейтмотивом произведения Баха становятся библейские слова: «Мы должны через много скорбей войти в Царство Божье». Лист разворачивает эту строку во множество музыкальных метафор. Если у Баха тема «Стенанья, плач, заботы и тревоги» – так переводится с немецкого название произведения – в первой части кантаты, то Лист не дает забыть о нем на протяжении всего своего сочинения.
Надрывно, на пределе нерва исполнил его Абдуллин, удачно подчеркнув полипластовость, присущую вариациям. Словно сам раздираемый сомненьями, органист остро почувствовал мысль венгерского композитора; Лист усиливает воздействие скорбного настроения – и органист достигает вершин выражения печали и драматизма. Казалось, что сердце не выдержит напряжения и разорвется…
Зрительный зал взорвался овациями, когда стихли последние аккорды.
Рубин Кабирович вышел на авансцену. Чуть ссутулившись, он светло и печально улыбался чему-то, словно знал о будущем нечто такое, что еще неведомо нам.
