Арест за дружбу
Трудная судьба талантливого человека началась с работы в донбасских шахтах, Гражданской войны, продолжилась яркой искрометной литературной деятельностью. Автор многочисленных литературно-критических очерков, статей, обзоров, которые сыграли важную роль в развитии татарской советской литературы, был редактором журнала «Безнен юл» (ныне «Казан утлары»), а с 1927 года в течение десяти лет работал редактором Татарского книжного издательства. В 1925 году его направили на знаменитую парижскую выставку представлять татарское прикладное искусство молодого государства. Интересно, что вместе с ним в поездке участвовал еще один казанец — Александр Родченко, мастер фотографии и зачинатель первой агитационной рекламы, правда, он представлял московскую делегацию. Татарстанскую же возглавлял профессор-искусствовед Петр Максимилианович Дульский. В доме у Гумера Гали часто бывали писатели и литераторы, он был соратником Максима Горького, а самого Гали называли татарским Белинским.
— Когда отца арестовали в первый раз, мне было всего два года, — вспоминает младшая дочь Гумера Гали Гузель Ибрагимова. — За ним пришли 10 марта 1937 года. Два года он провел во Владимирской тюрьме, после чего его перевели в Норильский ГУЛАГ. Что касается обвинений, его сначала обвинили в связи с Хади Такташем, Галимджаном Ибрагимовым. Обвинения были настолько нелепы — эти люди свободно ходили по улицам, жили на свободе, а Гумера Гали уже пытали, явно подкапываясь под них.
Гумера Гали действительно связывала крепкая дружба с Галимджаном Ибрагимовым. Сохранилось множество писем их друг другу. Кстати, при обыске во время ареста именно письма к Ибрагимову были изъяты первым делом. Сам классик татарской литературы в это время уже не первый год находился в Крыму, ялтинский климат ему прописали доктора.
В застенках НКВД
Можно только догадываться или судить о письменных свидетельствах тех, кто прошел через ад застенков НКВД. Сам Гумер Гали в краткий промежуток между арестами рассказывал супруге о таком истязании, как «выстойка». Это нехлопотный метод для истязателей, но бесконечно мучительный для подследственных. Подозреваемого ставили лицом к стене, руки за голову, пятки на пол, носки стоп — на плинтус. И так держали до полного изнеможения. На третьи сутки ноги распухали до невероятных размеров.
Подписал ли клевету на друга Гумер Гали? Ведь Ибрагимов был арестован в августе того же года, однако суда не дождался и умер в тюремной больнице. Однако осталось несколько протоколов допроса Гали. Из следственного документа от 4 мая 1937 года, хранящегося в архиве УФСБ РФ по РТ, видно, что критик не бросил ни малейшей тени на имя выдающегося писателя. Более того, на каждом допросе он отрицал вину, несмотря на физические муки. Поскольку признания добывались любым способом, многие не выдерживали и подписывали клевету. Одни в надежде на обещанный мягкий приговор, другие чтобы приблизить избавительницу от невыносимых мук — смерть. Однако и те и другие в итоге попадали под расстрел. Среди документов следствия сохранились также акты медицинских освидетельствований Гумера Гали. Врачей к заключенным допускали крайне редко, только в тех случаев, когда после пыток и побоев они не могли самостоятельно ходить. В справках медиков значились, как правило, простудные недомогания...
Гумер Гали на каждом допросе упорно отрицал свою вину. Вероятно, поэтому его приговорили к небольшому по тем временам сроку — 10 лет заключения и 5 лет поражения в правах по официальному обвинению «участие в контрреволюционной антисоветской националистической организации, ставившей своей целью насильственное свержение социалистического строя и физическое уничтожение видных руководящих деятелей Коммунистической партии и Советского правительства».
Расправа с семьей
Гузель Ибрагимова рассказывает о судьбе семьи после ареста отца. Мама Харира Зиннатовна работала тогда в Горфинотделе, ее начальником был Павел Аксенов, отец знаменитого писателя Василия Аксенова. Они были дружны и с супругой начальника, Евгенией Гинзбург, ей также пришлось пройти весь ужас ГУЛАГа, который впоследствии они описала в своем романе «Крутой маршрут». Как жену врага народа Хариру Зиннатовну арестовали и отправили в тюрьму. С детьми «врага народа» также разделались практически молниеносно. Сразу же после ареста матери старшую дочь, семилетнюю Алсу, забрали из школы прямо с уроков, младшую Гузель — из больничной палаты, где она оправлялась после менингита. Правда, властям лечащий врач, профессор Лепский, девочку не отдал, пока не долечил, честные и смелые люди были всегда.
— Сама я плохо помню то время. Нас перевезли на Урал и распределили по разным детским домам, изменив имена и фамилии. Родным про нас — ни слова. Сестра рассказывала, как сердобольная женщина в детдоме учила Алсу: «У тебя есть младшая сестренка, не забывай об этом, не теряйте друг друга», — и тайком водила на встречу со мной. Почти два года бабушка с дедушкой искали нас. Тогда так часто поступали с детьми, чтобы они родства своего не помнили или мстить обидчикам не могли, возможно. Бабушка вспоминала: если бы нас попытались забрать из дома, она, как в «Московской саге», загородила бы нас собой и не отдала, даже если б детей пытались вырвать силой...
Визит к министру финансов
В лагере Гумер Гали освоил профессию фельдшера, возможно, это и помогало ему выжить. Кроме того, ему удавалось доставать книги в скудной библиотеке, и он по-прежнему продолжал вести свои литературные дневники, записывая мысли, рассуждения, но — в стол. Позже вернулась мама, а летом 1948 года и отец. Мы уехали жить в деревню Старые Тингали Буинского района, где он родился, поскольку проживание в крупных городах бывшим зекам было заказано.
Правда, спустя год семье удалось вернуться в Казань. В издательство Гумера Гали, понятно, не брали. Он устроился медстатистом в «Старую клинику» при университете (это здание сохранилось).
— Я помню, как родные и друзья любили посмеяться над шутками отца. Причем шутил он много, но с серьезным выражением лица, от чего все просто покатывались со смеху. Несмотря на все невзгоды, он сумел сохранить живость характера, юмор и оптимизм. Помню, как он, например, увидев, что носки на ногах прохудились, специально «дорывал» носок большим пальцем ноги. А если мама пыталась протестовать и требовать снять носок, чтобы зашить его, он невозмутимо и упрямо спрашивал ее: «Если ты не будешь рвать, я не буду рвать, кто тогда товары в магазине будет покупать?»
У военных есть примета: бомба два раза в одну воронку не падает. Жизнь доказывает, что это не так. Падает, и дважды, и трижды. Летом 1949 года Гумера Гали вновь арестовали. В то время шла новая волна арестов, зеков таким образом выселяли из режимных городов. Писателя выслали в Красноярский край, Казачинский район, поселок Подпорожье на вечное поселение, без права переписки... Трудно представить себе состояние человека, который второй раз проходит все круги ада, а надежды и просвета впереди уже нет. Больше семья не виделась, хотя изредка передавала друг другу весточки через третьих лиц.
— Из коротких записок мы знали, что отец работал на лесозаготовках, подрабатывал медработником, выпускал стенгазету. Ему даже удалось сколотить дом, — вспоминает Гузель Ибрагимова. — Для нас же снова настали черные времена. После ареста маму старались выжить с работы всеми правдами и неправдами. В итоге начальник все же уволил ее по сокращению штатов. Я тогда училась в восьмом классе. Мы снова остались без средств. На мое счастье, узнав о беде, Кави Наджми, добрый друг нашей семьи, взял меня в Москву, куда он отправлялся на съезд. У меня была цель — попасть в ЦК комсомола или к самому министру финансов и там просить помощи, чтобы маму восстановили на работе. Я приехала в ЦК. Меня пригласили в кабинет к молодой, но очень строгого вида женщине, которая серьезно выслушала меня. Потом она попросила меня подождать в коридоре, и... мы вместе поехали к Поволоцкому, бывшему тогда министром финансов РСФСР! При мне он позвонил в Казань и сказал: «Восстановить Галиеву на работе в 24 часа и выплатить зарплату за вынужденный простой». Я как на крыльях летела домой с радостной вестью!
Прощание на Енисее
В 1954 году семье сообщили о смерти Гумера Гали официальной телеграммой, в которой значилось также: «Просим приехать для принятия наследства». Естественно, Харира Зиннатовна сразу же выехала. «Наследством» оказались одна сумка с дневниками писателя на татарском языке и всего две личные вещи: собственноручно сшитое портмоне с фотографией детей и белая простыня, на которой черными нитками еще в Норильском исправительно-трудовом лагере Гали вышил теплоход...
О трагической смерти доподлинно мало известно. Местные власти представили версию о бытовом убийстве на почве ревности. Якобы писателя из ревности зарезал таджик, тоже бывший на поселении.
— Я не вправе судить отца, — говорит младшая дочь Гузель. — Конечно, он вправе был устраивать личную жизнь в Сибири, ведь надежды вернуться в Казань у него не было. Но я, как и многие другие, больше склоняемся к версии, что конфликт был подстроен властями, которым и на поселении в глуши он был неудобен. Продолжал писать, мыслить, говорить... Они сделали так, чтобы Гумер Гали замолчал навсегда. Второй раз вернуться из ада ему не удалось.
В 1987 году я приехала на Енисей в Красноярск. Предварительно по телефону главный инженер одного из предприятий города сказал, что встретит меня, отвезет на могилу отца. А когда я приехала, он попросил сесть и выслушать меня. Сказал, что и поселка Подпорожье, и лагеря уже не существует — при строительстве Красноярской ГЭС они ушли под воду. Мы сели в лодку, и он отвез меня примерно на то место, где могло быть поселение. Прощальные цветы я положила в воду...
В честь писателя Гумера Гали в Казани названа одна из улиц поселка Мирный. В день 106-й годовщины со дня рождения писателя и критика была установлена мемориальная доска.
