Эдуард Трескин: «Искусства больше здесь, у нас, а не в Европе»

Известный музыкант в интервью «МК-Поволжье» рассуждает о Шаляпинском фестивале, совести художника и оперном будущем

Эдуард Трескин: «Искусства больше здесь, у нас, а не в Европе»
Фото Анны Тарлецкой

Эдуард Трескин – частый гость в Казани, в городе, где он родился, учился и нашел свое призвание. Народный артист Татарстана, директор оперной труппы в Москве, режиссер в театре оперы и балета имени Мусы Джалиля, профессор Казанской консерватории в феврале посетил столицу Татарстана, чтобы принять участие в XXXV оперном фестивале имени Шаляпина.

Перед несколькими спектаклями он читает вступительное слово – краткое, емкое, завораживающее. Но не только это мировое событие привело его на малую родину. На благотворительном концерте «Музыка жизни» в помощь детям, перенесшим рак, он исполнил одну из самых жизнеутверждающих арий Штрауса, представ в образе князя Орловского из «Летучей мыши».

В интервью «МК-Поволжье» Эдуард Трескин рассказал о мистике «Реквиема» Верди, о том, как переврали образ Евгения Евтушенко в сериале «Таинственная страсть» и почему авторские права Джорджа Гершвина нарушить нельзя, а Чайковского – можно.

«Реквием» выбирает сам

- Реквием» Верди в Казани исполняется не в первый раз на Шаляпинском фестивале этого года. Впервые на сцене казанского оперного театра он прозвучал в 2003 году. И надо сказать, что такие произведения как «Реквием» обладают внутренней метафизикой. Я даже не побоюсь произвести слово «мистика», хотя сегодня его не употребляет только ленивый. Но в жизни действительно происходят такие вещи, что данное утверждение постоянно подтверждается. Например, 10 февраля, в день спектакля, я назвал имя Пушкина в связи со сравнением с Алессандро Манзони, памяти которого Верди посвятил свой «Реквием». Но ведь именно в этот день отмечается скорбная годовщина – 180 лет со дня смерти поэта после дуэли на Черной речке! А ведь никто преднамеренно не ставил «Реквием» на это число…Он сам выбрал! Были случаи и до этого. Шесть лет назад, в 2011 году, я приехал из Праги. Смотрю, в программе театра – «Реквием». Спрашиваю у руководства – вы сегодня специально концерт на сегодня поставили? Мне сказали «нет». Тут я воскликнул: «Сегодня годовщина смерти Нияза Курамшевича Даутова, 25 лет с того дня!» К столетию со дня рождения Даутова это произведение поставили еще раз. Вроде бы, на такую дату обычно другие концерты бывают. Но оказалось, что день премьеры совпал с сороковым днем крушения самолета в казанском аэропорту в 2013 году! Получается, действительно, «Реквием» выбирает сам…

Как опера становится гимном или сатирой

- Несколько лет назад вы утверждали, что сегодня опера не так жива, как в XIX веке. Вы по-прежнему так считаете?

- В каком-то смысле, да. В позапрошлом веке опера была актуальным искусством.

- Как кино или телевидение сегодня?

- Да, как кино или какие-то современные формы театрального выражения. Понятно, что сейчас никто не распевает на улицах песенку герцога «La donna е mobile» («Сердце красавиц склонно к измене», Д. Верди «Риголетто» - прим. авт.). А в Италии ее пели еще до премьеры, потому что ноты на репетиции попали кому-то в руки и весь город подхватил запоминающуюся мелодию еще до премьеры оперы. Она стала хитом. Вообще, в Италии в творчестве Верди мы видим, как объединились гражданские интересы и интересы искусства. Верди был выразителем патриотических чувств. Даже его имя читалось современниками как аббревиатура имени короля Италии Виктора Эммануила (Vittorio Emmanuel Re d’Italia), который был символом борьбы за свободную и единую родину, когда она, раздробленная, находилась под австро-венгерским господством. Сам Верди дружил с Гарибальди, а хор пленных евреев из его оперы «Набукко» (изумительная музыка!) воспринимался итальянцами как собственный хор, неофициальный, второй гимн Италии.

- Оперы Глинки, Чайковского, Мусоргского тоже в свое время были актуальным искусством в пору взлета не только русской культуры, но и России в целом.

- Более того. Шаляпин - ведь это не случайная фигура. Если бы он не родился именно в то время, не был окружен такими людьми, как, например, Серов, Коровин, Рахманинов, не встретился с Саввой Мамонтовым – великим человеком, который был не только меценатом, но и культурным деятелем, режиссером, то не стал бы тем Шаляпиным, которого знает весь мир. Россия была одной из самых развитых стран мира в начале XX века, ее же подстрелили «влет» во время февральской революции… Я хочу сказать, что российская опера была действительно актуальнейшим явлением. Например, в «Сказке о царе Салтане» Римского-Корсакова современники видели сатиру на существующее общество. Что же касается современных композиторов – да, они пишут оперы. Нельзя сказать, что все они бездарны, этого просто не может быть. Есть талантливые, они просто не востребованы.

Музыка для ума или сердца

- Согласна, что сейчас трудно найти композитора, которого можно было сравнить с классиками…

- Да, даже оперы таких титанов как Шостакович и Прокофьев, не имеют той актуальности и популярности, какую имели оперы до смерти Джакомо Пуччини. Но я думаю, что оперу еще ждет взлет, какое-то переосмысление. Во-первых, язык современной музыки сложен, он доступен людям музыкально образованным, с развитым мышлением. Среднему человеку, который не учился в музыкальной школе и консерватории, трудно понять музыку Софьи Губайдуллиной.

- Во время празднования ее 85-летия в Казани я слышала от людей с высшим, правда, не музыкальным образованием, что «музыка вызывает внутреннюю тревогу, страх», ее даже сравнивали с саундтреком к фильму ужасов…

- Последние слова Льва Толстого были: «Музыки жалко…» Кстати, он не только сам играл на рояле, но и сочинял музыку, как и многие аристократы того времени. Он писал, что «искусство должно заставлять людей полюблять жизнь». Это относится и к музыке. Когда мы слушаем «Реквием», испытываем катарсис, очищение. Я не скажу, что современная музыка зашла в тупик, но она настолько усложнена, далековата, скажу так, от простого, наивного слушателя. А ведь зритель в чем-то должен быть наивным, это предполагает открытость души.

-Он должен верить композитору. А творчество Губайдуллиной – это высшая математика…

- Именно так, и она непонятна для людей, знающих лишь таблицу умножения. Наша задача состоит в том, чтобы просветить народ.

- А, может быть, эта музыка – для ума, а не для сердца?

- Может быть и такое. Но ум – это тоже неотъемлемая часть человека. Моцарт, Доницетти сочиняли музыку с такой легкостью и скоростью, потому что были обучены этой музыкальной математике. Но, конечно, кроме нее, должна быть у человека божья искра. Знаете, в литературном институте людей учат писать стихи. Да, постигнуть эту науку можно – есть приемы и приемчики, внутренняя рифма, образность, но научить таланту нельзя. Однако его можно пробудить.

- Как вы это делаете? У вас есть свой метод?

- Занимаясь с учениками, приходится не только учить их основам вокальной техники, которая может быть совершенно разной, но основам вокального мышления, пробуждать в них эмоции, без которых петь нельзя. Это потребность души. Когда человек поет на сцене, он не голос показывает, он должен высказывать мысль и чувства композитора, поэта через себя, свой тембр, способности. Это и есть искусство. Плюс энергия, температура. Она должна быть 39,5. Нельзя петь при температуре 37,2, нет! Этого не хватает не только в пении, современной опере, я думаю – везде.

Критик должен иметь яд

- Как вы оцениваете уровень казанского оперного фестиваля? Можно ли сравнить его с каким-то другим мировым музыкальным событием?

- Этот фестиваль не только можно сравнить, но он входит в число лучших мировых фестивалей оперы. Я пел в Европе много лет и знаю, что достаточно только сказать кому-то из оперных певцов о возможности принять в нем участие, это сразу же вызывает очень живой отклик и страстное желание участвовать. На самом деле здесь происходит Событие, что бы ни говорили. Я знаю, есть определенные силы, критика, которые стараются поливать фестивали ядом. Да, критик должен иметь яд – это его профессия. Но яд может быть и смертельной отравой, и лекарством. Так вот, задача критиков – врачевать недостатки, а не отравлять, не плеваться ядом. Вот тогда это будет совпадать с мнением Толстого «учить людей любить жизнь». Если говорить о Шаляпинском фестивале, сейчас идет 35-й, а я был участником и первого.

- К слову о мистических совпадениях, вам самому тогда было 35 лет как сейчас фестивалю?

- Да! Помню, как все начиналось. Год за годом он развивался и сейчас стал визитной карточкой Казани. Здесь поют такие прославленные певцы! Конечно, они и раньше приезжали, я еще мальчиком ходил в театр, но их гастроли были редким явлением, один-два раза в сезон. А сейчас здесь присутствует плеяда выдающихся артистов. Это просто счастье для казанской публики, что существует такой фестиваль и есть возможность реально почувствовать себя жителем столицы. Если сравнивать с Европой, я скажу – искусства больше здесь.

Чайковский и Вагнер беззащитны

- А там – больше коммерция?

- В Америке в меньшей степени, а в Европе – катастрофа. Искусство стало частью шоу-бизнеса. Громадное количество оперных «театриков» (только в Германии их 80!) вызвали волну эпатажного отношения к оперным постановкам. Бюргеров надо как-то услаждать, а им уже многое надоело, хочется «клубнички». Плюс извращение замысла композитора, режиссеры глумятся над произведениями искусства как хотят. Даже на уровне порнографии. Не то, что я за консервативное отношение, я отнюдь не ханжа, но для оперы все же свойственна классическая простота и строгость, не в смысле рамок каких-то, а чистоты нравственного отношения. Это все-таки великое искусство. Нельзя делать его коммерческим товаром. А его делают.

Однако вы попробуйте поставить не в концертном исполнении, а спектакль «Порги и Бесс» без участия чернокожих певцов. Юристы из Нью-Йорка вам такое требование предъявят, что вы будете расплачиваться до конца жизни. А все потому, что Гершвин завещал и закрепил это авторским правом – в его опере поют только чернокожие исполнители. Это был акт благородства против унижения артистов, как сейчас говорят, афроамериканцев. В Казани идет только концертный вариант.

Но Вагнер (вспомним скандальную постановку «Тангейзера») беззащитен. Чайковский – беззащитен, почему-то именно его оперы становятся объектом «чернушного» взгляда некоторых режиссеров, постановки вызывают только отвращение. Самым гнусным образом экспериментируют именно с «Пиковой дамой» и «Евгением Онегиным». Если бы работали законы об авторском праве, ничего такого бы не было. Настоящий художник найдет средства быть абсолютно свободным в своем творчестве, но в то же время не перевирать автора. Нельзя в «Тангейзере» помещать в грот Венеры не Тангейзера, а Христа, причем в гроте его ждут проститутки. Ну как можно объяснить такое ребенку? Сейчас модно объяснять все фразой «Это ваш выбор». Но я считаю, что должна быть художественная совесть.

«Цензура нужна, когда совести нет»

- Нужна ли цензура?

- Я – за цензуру совести. Все-таки, цензура нужна, и она есть во всем мире. Не требуется она только, если у человека есть совесть высшего порядка. А если ее нет? Есть только цель показать себя, эпатировать публику и заработать деньги. Вот мы с вами возмущаемся сейчас, а Васька слушает, да ест… Но я уверен, что опера не умрет. Она сейчас в таком непонятном состоянии. Но такое уже бывало и с другими видами искусства. Вспомните 60-е годы – какой был взлет поэзии! Поэты собирали стадионы! Сейчас поэзия живет на уровне тусовки. То же самое и с оперой. Не во всех городах, но во многих. Но Бах ведь дождался своего часа. Никто его не знал в Европе, пока Мендельсон не открыл это чудо спустя много лет после смерти композитора.

- Наверное, это случится тогда, когда современная музыка станет классикой. Как вещь, которая спустя 50 лет может называться винтажной…

- «Моим стихам, как драгоценным винам наступит свой черед», - писала Марина Цветаева. Вот так и с оперой, хотя и здесь все очень сложно. Она требует материальных затрат. Это ведь убыточный вид искусства, без поддержки государства, меценатов в должном виде она существовать не сможет. На сцене должна быть красота. Это та редкость, к которой сейчас нужно стремиться.

- Вы родились в Казани, долго жили в Праге, сейчас в Москве. Где сейчас ваш дом, какой город уютнее вам?

- Конечно, Казань! У меня здесь все: родные могилы, здесь друзья, здесь прошла лучшая половина жизни. Отсюда я уехал в возрасте 46 лет, получив приглашение работать в Праге. Но я уехал не как эмигрант, я переехал на работу и прожил в Чехии 18 лет и вновь вернулся в Казань в качестве режиссера оперного театра. Уже в 2015 году меня пригласили быть управляющим труппой в московском театре «Новая опера». Сейчас я фрилансер. У меня есть оперная студия в Москве, там же живет моя семья: жена, поэтесса, и дочь, которая поет, пишет стихи. Недавно и совсем неожиданно для нас она увлеклась кино, нашла деньги, собрала творческую команду (в фильме снимался Шамиль Хаматов, брат Чулпан Хаматовой, Игорь Петренко, Дарья Белоусова) и сняла полнометражный игровой фильм. Сейчас идет озвучивание и монтаж. Фильм будет полностью готов к середине мая.

- Вы приехали не только на оперный фестиваль. В программе визита – участие в концерте «Музыка жизни». Как вы приняли решение об участии?

- Не раздумывая. Одна из организаторов акции, Ольга Юскевич, позвонила мне и рассказала об этой идее. Концерт для людей, поборовших рак, и членов их семей стал настоящим праздником жизни. Для своего выступления я выбрал выходную арию графа Орловского.

Искра Божья в человеке

- В 2010 году вы приезжали в Казань на свой Бенефис, вели его с Натальей Андрейченко. Поздравить вас приезжал и старый друг – Евгений Евтушенко. Расскажите о нем?

- Нас действительно связывает 48-летняя дружба. Он по полгода живет в Америке, где преподает, то в России. Созваниваемся и встречаемся, когда он приезжает.

- Недавний телесериал «Тайная страсть» показал поэтов-шестидесятников с непривычной, порой неприглядной стороны. Евтушенко действительно был таким, как в романе Василия Аксенова, по которому снят сериал?

- Там очень много художественного вымысла. Создатели фильма не знают, как все было на самом деле. Если судить только по их произведению, можно подумать, что все герои – только гуляки и выпивохи, а больше ничего нет.

Я помню Евтушенко молодым, когда мы встретились, ему было 35 лет. Такой заряженный космической энергией человек, перед обаянием которого невозможно было устоять. Невероятно смелый человек, он не побоялся послать телеграмму Брежневу с протестом против ввода войск в Чехословакию. Не группа писателей, а именно он, лично послал телеграмму! Это человек, который звонил Андропову, когда арестовали Солженицына и не знали, что с ним делать – то ли в тюрьму посадить, то ли еще что-то. Евтушенко сказал: «Если вы что-то с ним сделаете, я первый выйду, чтобы умереть на баррикадах!» Он очень многим помог в своей жизни, буквально из тюрем невинных людей доставал. Помог Бродскому быстрее выйти их ссылки. Хотя фильм все равно было интересно смотреть. Ведь это – их молодость, наше полудетство.

- Вы родились 1 апреля. Расскажите о веселой шутке, которую с вами сыграли.

- С ходу ответить трудно, но это происходит постоянно. Юмор бывает порой очень грозным. Меня назвали Эдуардом в честь героя оперетты Кальмана «Сильва» Эдвина. Этого героя исполнял в кино Нияз Даутов. Во-первых, я начал петь с детства. Оперный голос развился в юношеские годы. Во-вторых, наступил момент, когда мы встретились с Даутовым и он стал моим учителем на сцене в театре. Но на этом история не закончилась! После его ухода из жизни, будучи в Вене мне, довелось встретиться с Верой Кальман, вдовой композитора. Мы говорили, она попросила подарить мне фильм «Сильва» и рассказала, что ее знаменитый муж плакал всего два раза в жизни. И один раз - как раз он узнал, что в Будапеште, в его родном городе, еще дымящемся после освобождения в конце Великой Отечественной войны, демонстрируется советский фильм «Сильва», по его оперетте. Я для нее пел, а через несколько лет, когда она умерла в возрасте 93 лет, я с группой оперных солистов принимал участие в ее отпевании - она была православной, русской. Это было ее желание. Ее похоронили в одну могилу с Кальманом в Вене. Я видел гроб Кальмана. Можете себе такое вообразить? Вот это действительно какой-то божественный юмор. Круг замкнулся.

-Может, больше вы любите шутить?

- Дома мы все время шутим, смеемся. Я сочиняю анекдоты для внутреннего пользования. Например: «Что делает Ленин перед оперным театром в Казани? Стреляет лишний билетик». Юмор – это проявление божественного, как говорил Шостакович. И я тоже считаю, что чувство юмора - искра Божия в человеке.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру