Третьяковка в Эрмитаже: своя любовь, свои глаза и сердце

57 шедевров русской живописи прибыли в Казань

Вчера в залах центра «Эрмитаж-Казань» открылась выставка «Передвижники: 1871-1902. Из собрания Государственной Третьяковской галереи». В числе первых посетителей был и обозреватель «МК-Поволжье».

57 шедевров русской живописи прибыли в Казань
Фото: Владимир Васильев

Несмотря на прохладную дождливую погоду, послепраздничный вечер и пользующееся дурной славой число, которым отмечен этот день в календаре — тринадцатое, на третий этаж бывшего юнкерского училища уверенной вереницей тянулись посетители. Еще бы — пятьдесят семь картин тридцати ведущих мастеров, среди которых и Илья Репин, и Василий Васнецов, и Иван Шишкин, и Исаак Левитан, и Василий Перов, и Иван Крамской, и Алексей Саврасов, и Николай Ге. Увидеть их шедевры «живьем», в гостях у себя, да кто же откажется от такого!

Фото: Владимир Васильев

И вот уже нас встречает фотография группы передвижников. На минуту оторвавшись от дел, собрались они перед объективом аппарата, чтобы сфотографироваться вместе на память. Вглядываюсь в лица, — а их тут без малого четыре десятка, — безуспешно пытаясь определить кто есть кто. А в памяти встают пророческие слова Николая Дубовского — того самого великого пейзажиста и последнего руководителя Товарищества передвижных художественных выставок: «Мы уйдем, но счастье наше в том, что каждый из нас оставит частицу своего «я» другому поколению, и оно помянет нас, поверьте, добрым словом!».

Доктор искусствоведения, заведующая отделом живописи второй половины XIX-начала XX веков Государственной Третьяковской галереи Татьяна Юденкова предваряет таинство встречи с экспозицией:

– Формируя выставку, мы постарались представить всех ведущих художников-передвижников, их знаковые серьезные работы. Несмотря на то, что все эти полотна известны нам с детства, сегодняшний взгляд на них с позиции меняющейся эпохи открывает иные глубины их творчества, ранее не видимые нам. Не в последнюю очередь это попытка увидеть человеческое в человеке и всю сложность его отношений с окружающим миром.

Фото: Владимир Васильев

Всматриваюсь в картины: простые цветовые решения, неброские бытовые сюжеты, озабоченные лица… И ловлю себя на мысли, что отношусь к этим людям, как к своим давним знакомым: «Арест пропагандиста» Ильи Репина, «В вагоне четвертого класса» Сергея Иванова, «Три царевны подземного царства» Василия Васнецова. Словно я вновь перелистываю старые школьные учебники, в конце которых были вклеены репродукции плоховатого, как я только сейчас уже понял, качества.

Бунт выпускников Императорской академии художеств 9 ноября 1863 года стал началом отсчета нового русского искусства. Молодые художники посчитали архинесовременными и оторванными от реальности сюжеты на мифологические темы, предпочтя им изображение российской реальности. Основатель Товарищества передвижных художественных выставок Григорий Мясоедов вспоминал: «Заботы наши приняли совершенно определенный характер. Нужны были картины, нужны были деньги. Первых было мало, вторых не было совсем».

На выставке 1871 года показывалось лишь сорок шесть произведений. Но каких! «Рыболов» Василия Перова, «Порожняки» Иллариона Прянишникова, «Грачи прилетели» Алексея Саврасова… Сегодня эти хрестоматийные полотна, которых мало кто не знает, гостят в Казани. Точно так же, как и портреты Николая Некрасова кисти Ивана Крамского и Льва Толстого кисти Николая Ге, Ильи Репина кисти Василия Поленова и Павла Третьякова кисти Ильи Репина.

Фото: Владимир Васильев

Портрет разглядывает нас

Портрет Николая Лескова заставляет меня замедлить шаг. Валентин Серов написал его за год до смерти писателя по личной просьбе Павла Третьякова. Буро-темная, почти черная по цветовой гамме картина усугубляется пронзительным болезненным, но не сломленным взглядом, устремленным в упор на зрителя. То ли мы вглядываемся в портрет, то ли портрет в нас.

Илье Репину тоже очень хотелось написать портрет Николая Лескова, но писатель категорически отказывался позировать. Дурная слава репинских работ была сильнее его мастерства: кончает самоубийством Всеволод Гаршин, с которого Илья Репин рисует убитого сына Ивана Грозного, в припадке бешенства едва не убивает своего сына Григорий Мясоедов, позировавший в образе Грозного, скоропостижно умирают Федор Тютчев, Алексей Писемский и Модест Мусоргский, едва лишь Репин завершает их портреты. Так что суеверный Николай Лесков не захотел рисковать.

А вот Валентину Серову он доверился. И получившийся портрет ему даже понравился. Хотя жить Николаю Лескову оставалось несколько месяцев…

«Вглядываясь в лицо модели, он видел то, что было, что есть и что будет с человеком. Невероятно, правда? Но это так», — уверял всех Валерий Брюсов в мистической силе Валентина Серова. И портрет этот — изображение не внешности писателя, хотя большинство из нас помнят Николая Лескова именно по этому изображению, а его страдающей души.

Что это было?

Среди серо-жемчужной гаммы стен — три коралловых стенда. На них — «Ремонтные работы на железной дороге» Константина Савицкого, «В 1812 году» Иллариона Прянишникова и «Пасечник» Ивана Крамского. Эти картины уже бывали в Казани. Правда, давненько уже, в 1874 году. Та самая выставка 1871 года принесла доход передвижникам и позволила отправиться с показом своих картин в провинциальные города. Так что нынешний вернисаж демонстрирует своеобразную преемственность деятельности Товарищества передвижных художественных выставок, устав которого ставил целью доставление жителям провинций возможности знакомиться с русским искусством и следить за его успехами, а также развитие любви к искусству в обществе.

Хронологическими рамками, которыми устроители выставки ограничили себя, стали две чрезвычайно важные даты — 1871 год, когда собственно и родилось движение передвижников, и 1902 год, предшествующий созданию Союза русских художников — новой выставочной организации.

К этому времени движение передвижников было на грани раскола. Леонид Пастернак так вспоминал об этом: «Старшие члены Товарищества находились в резком противодействии по отношению к более молодым. Дошло до того даже (в наши дни это кажется невероятным!), что Ярошенко, этот столп передвижничества, рассылал официальный «циркуляр» с наивнейшим, чтобы не сказать больше, перечислением сюжетов, какие можно писать для присылки на передвижную выставку, с указанием особо «желательных», с определением даже манеры и техники исполнения». Но попытки сохранить целостность мировосприятия провалились.

Многообразие жанров, эстетических программ и стилевых направлений стало генеральной идеей выставки «Передвижники: 1871-1902. Из собрания Государственной Третьяковской галереи». Такая многоликость передвижничества и не давала возможности искусствоведам со всей полнотой и законченностью дать ответ на вопрос: что же это за явление в русском искусстве? До сих пор мы пытаемся осмыслить творческое наследие передвижников.

— Мы стремились увидеть передвижников в новом свете, — продолжала размышлять Татьяна Юденкова, — снять клише и распространенные в советскую эпоху представления о том, что передвижники — это исключительно искусство с мощным социальным посланием.

Фото: Владимир Васильев

В залах центра «Эрмитаж-Казань» прекрасно уживаются и бытовые сцены, и пейзажи, и жанровые композиции, и сказочные мотивы, и суровый реализм, и почти импрессионистская зыбкость, и модерновые изыски… «У нас своя любовь, свои глаза, и сердце искало правды в самом себе, своей красоте, своей радости», – лучшим доказательством этим словам Константина Коровина и стала открывшаяся в Казани выставка передвижников.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26 от 20 июня 2018

Заголовок в газете: Третьяковка в Эрмитаже: своя любовь, свои глаза и сердце

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру